Итак, "Майская ночь". Спектакль-феерия по Николаю Васильевичу. Главная премьера прошлого сезона, на которую я в прошлом сезоне по стечению обстоятельств так и не попала.
Спектакль на самом деле довольно полно воспроизводит эту самую "Майскую ночь", зачем-то время от времени цитируя другие произведения Гоголя. И если цитаты из сопредельных историй с хутора близ Диканьки более-менее встраиваются в происходящее и не бросаются в глаза, то фрагмент из "Женитьбы" своим появлением несколько озадачивает, а слова Акакия Акакиевича из "Шинели" звучат неуместно до неприятного. А уж пролетающий гроб с вращающимся Гоголем смотрится и вовсе насмешкой (даже если во всякие такие слухи мы и не верим). Впрочем, весь спектакль - этакий постмодерновый разгуляй, в котором пародия на Билли Новика (удачная) соседствует с макияжем Зигги Стардаста на лице у черта (тоже удачным), и шутками про "крымнаш", так что Бог с ним, с Гоголем, и не такое стерпит.
Так вот, главный вопрос - красиво ли это? Да, безусловно. Это очень красивый спектакль, это потрясающее зрелище - высчитанное, выверенное до каждого сочетания красок, каждой детали костюмов, каждого лучика света, вылизанное до блеска. Фигуры, перетекающие в силуэты, красные парубки на черном фоне, белые утопленницы - на упоительно синем, полеты во гробах и без оных, игра света и теней - честно говорю, такой красоты на нашей сцене никогда не было. "Много шума из ничего" рядом с этим - клетка с попугаями, детский утренник, где костюмы шили родители, а Мариванна помогала. В лучшие свои моменты (сцены с русалками, например) "Майская ночь" отчётливо, вплоть до мыслей о заимствовании, напоминает мой любимый фильм "Букет" чешского оператора Брабеца, и по настроению (с задачей воспроизвести атмосферу гоголевской прозы спектакль относительно справляется, по-моему), и по картинке. А как тут поют! Музыкальная составляющая, а музыки тут более чем хватает, - отдельное удовольствие, и если, допустим, от выпускницы вокального отделения Дорониной я этого ждала, то от многих других - вообще ни разу. "ДахуБраху" мне, конечно, теперь ни за что не привезут, а было временами приятно похоже. Словом, красота со всех сторон, и не было на этой сцене (да и на той тоже) такой красоты - глянцевой, идеальной - и мертвой, мертвой от начала до конца.
Этот спектакль безнадежно мертв. Даже не надо ждать признаков трупного разложения, чтобы в этом убедиться - он не задышит, не схватит вас за душу, не заставит никому сопереживать. Он мертвее любой "Святой Иоанны" - та, впрочем, вполне себе жила весьма своеобразной, но довольно явной жизнью, и если искренности персонажей взяться было неоткуда, то на ее место неожиданно заступала искренность актерская: "я лажанул, давай еще раз" - и падала четвертая стена, и становилось и смешно, и грустно. Ни по-настоящему смешно, ни сколько-нибудь грустно "Майская ночь" не делает, и, что интересно, не должна. Сердце ее - отнюдь не потусторонний акт актерской жизни на сцене, а изобретательная, современная, чрезвычайно эффектная машинерия. Правда, отдельные актеры (Карабанов - по старости, видимо, да Яксанов - уж не знаю, отчего это) еще не до конца, кажется, вникшие в режиссерскую задачу - выдать европейский "свидетельский" театр вместо русского психологического, иногда страдают жизнеподобием. Но при этом самый живой персонаж здесь, вообще чуть ли не единственный, правда вызывающий эмоции - это черт, существующий практически без текста, вот удача Кривеги просто неимоверная - чтобы сплошная пластика, да еще в таком всесторонне обаятельном образе. Все остальные же должным образом холодны, как руки Утопленницы, и сам спектакль существует будто где-то там, на дне злополучного пруда.
И сдается мне, это не просто премьера. Это спектакль этапный, спектакль-вектор, перст, указующий направление. Логачев вообще хороший парень, правда, он, может быть, лучшее, что могло случиться с этим театром, поскольку не стремится ломать традиции, с энтузиазмом ставит классику, но... Позавчера я встретила танцующих в сло-мо зомби, вчера - короля-оленя, сегодня - летающих утопленниц. Не скажу, что это плохо - ибо всему свое место и время. А то время - окончательно ушло. Вовненко теперь делает бусы, Федоров читает в филармонии Пушкина и ставит спектакли в реабилитационных центрах, Пускепалис снимается в "Ледоколе" и снимает "Клинч", а Володарский с Цинманом и самим Киселевым смотрят на все это из далекого далека. Что-то кончается, что-то начинается, и это, конечно, очень хорошо и правильно.
Зал же, к слову, под завязку набитый организованными школьниками, был в восторге. Наш неблагодарный саратовский зал встал - не сразу, но встал, всей своей массой.
И я встала, чего уж там.
Кто ж это сидит на похоронах.